Стрижка.

Автор этой передачи постриглась. Нет, не под ноль. Но почти: средняя длина – шесть миллиметров. С краёв покороче. При этом автор передачи последние лет так эдак двадцать носила длинные или совсем длинные волосы. Так что острые ощущения себе и окружающим были обеспечены. Поскольку с того достопамятного дня минуло уже около двух месяцев, и первый шок прошёл, пора делиться впечатлениями и с вами – дорогие мои.
Решение пришло спонтанно. Так обычно и бывает - ты встаёшь утром перед зеркалом и говоришь себе: «нет, это не я». Натянув джинсы, я побежала к человеку, вкусу которого доверяю. Он сказал: «К чёрту. Стриги». И дал мне адрес Дагласа. Даглас – не столько парикмахер, сколько специалист более широкого профиля: скажем так, специалист по имиджу.

На Дагласа и его консультантку Мелани я произвела не столь однозначное впечатление – может, пока я добежала к ним по свежей утренней прохладе, моя уверенность несколько рассеялась: «Ну, ты была просто совершенно другим типом. Длинные белокурые волосы, такой женственный стиль… Мы просто не были уверены, что нам с тобой делать – мы же тебя тогда совсем не знали!»

Даглас: «Я всегда сперва осторожно спрашиваю: уверены ли вы в том, что хотите обстричь волосы…»

Словом, Даглас и Мелани, переглянувшись и посмотрев на меня, принялись сперва старательно выстригать из моих длинных волос очень аккуратную и элегантную причёсочку, а-ля Одри Хепбёрн на вручении премии «Оскар» за фильм «Сабрина». Постригли. Получилось, вроде, хорошо. Поблагодарила, попрощалась, пошла домой. Входя в квартиру, посмотрелась в зеркало, вделанное снаружи в старинную дверь. Зеркало как будто скривило в ответ рожу: «Ну что же ты? Слабину дала?». С моей дверью у меня особые отношения. Если она недовольна – это для меня закон. Да и мне самой было очевидно, что чего-то не хватает. Точнее, что-то лишнее. Волосы. Я развернулась и опрометью бросилась обратно – к Дагласу и Мелани.

Мелани: «И вот ты явилась снова, да с таким решительным видом!»
Даглас: «Да, это было правильное решение. Теперь по тебе было видно, что ты дозрела, что ты хочешь их отрезать». Даглас собственноручно выставил мне машинку для стрижки волос на шесть миллиметров: «Стричь самой – более мужественно. Да и ощущения острее».

Остроту ощущениям добавляло и то обстоятельство, что в тот же день – это был вторник – в эфир выходила моя передача, в которой, в силу целого ряда обстоятельств, у меня покамест конь не валялся и лошадь не стояла. Поэтому на заключительных этапах стрижки всё же пришлось подключиться Мелани. Как понравилось ей то, что получилось в итоге? «Sehr scho"n!».

А уж мне как понравилось! Сейчас попробую описать свои ощущения.
Ну, во-первых, это чувство абсолютной свободы, похожее на ощущение полёта – как будто волосы действительно приковывали к земле – связывали с ней не столько своим весом, сколько скопленной тяжестью прожитой жизни. Это чувство избавления от ставшего докучливым попутчика, от соседа по коммунальной квартире собственного тела – соседа, который, быть может, ничего и не говорит, но всё знает и помнит. Возникает – по крайней мере иллюзорное – чувство нового начала, новой жизни, в которую не хочется тащить кого-то, кто слишком много знает о вашем прошлом.

Возникает чувство глубокой эмоциональной удовлетворённости – как будто ты сказал кому-то какую-то давно носимую в душе правду. Да, есть в этой, если можно так выразиться – «причёске», какая-то честность, откровенность, открытость – и своего рода доверчивость: вот она я. Не больше, не меньше.

Во-вторых, отсутствие волос на голове – это целый набор чисто физически совершенно новых ощущений. Голова начинает мёрзнуть, чего прежде никогда не делала – хотя, казалось бы, чего там: всего лишь волосы. Ан нет – как-никак, мех. Или хотя бы шерсть. Особенно странно первое время просыпаться утром и, привычным жестом проводя ладонями по голове, вдруг ощущать под ладонями не всклокоченную копну, а исключительно собственный череп – твёрдый, тёплый и густо покрытый слегка покалывающими волосками. Тут же ощущаешь прилив бодрости. Радикальный порядок, наведённый на голове, как будто просачивается и внутрь черепа. Третий эффект – оптический. Внешность меняется радикально. Говорю совершенно честно: я была в восторге. Лицо как будто выступило вперёд: на нём появились большие глаза, брови, губы, нос. Не то чтобы я прежде ходила без носа – но наличие волос как будто отвлекало от самого лица, как будто слегка стирало и сглаживало его черты. Теперь же я стала равна самой себе.

Голова у меня красивой формы, да и лицо ничего – так что увидеть себя саму было в целом приятно. Приятно было и изменение колористической гаммы. Точнее, её возвращение к природе, которая, конечно же, лучше всех косметологов знает, кому какой цвет к лицу. Кроме того, появилась красивая линия затылка, как будто открылись шея и плечи. Во всём облике появилось что-то прозрачное, светлое – как выразился кто-то из коллег из нашей английской редакции – «fragile», «хрупкое».

Певица Шинед O‘Коннор - пожалуй, самая знаменитая представительница племени постригшихся наголо, сказала: «Другим женщинам нужны волосы, чтобы казаться красивыми. Я же красива и без волос»..

Конечно, Шинед стала не первой женщиной, расставшейся с волосами. В 16-ом веке одна из метресс короля Карла Седьмого, женщина невиданной красоты, ходила наголо бритой – подчёркиваю своё сходство с античными изваяниями. Ещё до неё волосы в знак отказа от мирского и внешнего остригла святая Жанна Д‘Арк. В шестидесятые годы 20-ого столетия парижский кутюрье Жак Эстерель брил наголо своих клиенток, приговаривая, что «женщина – рабыня своих волос». Затем анти-причёску взяли на вооружение «протестанты» следующих поколений – панки и нью-вейверы.

Сегодня, когда время коллективных протестов всё же осталось позади, короткие и суперкороткие волосы являются, прежде всего, знаком личного высказывания…

«Волосы – это такая вещь… Человек с их помощью хочет себя «презентовать», выставить напоказ… Волосы – как перья. И если человек обстригает волосы, он хочет дистанцироваться от этих перьев, от всего показного…»

Мелани: «Я сама так ещё никогда так коротко не стриглась – потому что я знаю, что мне это пойдёт не очень. Для очень коротких волос нужно иметь правильную форму голову и филигранные, тонкие черты лица. Мягкие черты лица сглаживают жёсткость причёски».

Даглас: «Это не только оптический эффект. Отстригая волосы, человек расстаётся со всем старым».

Мелани: «На такой шаг люди решаются всё же не слишком часто. Как правило, у человека в жизни всё-таки должно для этого произойти что-то по-настоящему серьёзное…»

Даглас: «Человек выставляет напоказ, обнажает своё истинное «я». Он не может больше лукавить и прятаться. Это, так сказать, чистая, ничем не прикрытая правда. Человек как будто говорит «вот он я, такой как есть – моя голова, моё лицо»».

Даглас: «Примерно раз в месяц кто-то приходит с таким желанием – обстричь наголо. Причины, по которым люди это делают, бывают разными. Одна из причин – это если кончаются какие-то отношения, происходят какие-то большие изменения в личной жизни. И человек хочет по-другому выглядеть, хочет заново сориентироваться в жизни».

Мелани: «После тебя пришла девушка, которая тоже решила постричься наголо. Она, правда, и прежде носила очень короткие волосы, но не решалась обстричь их совсем, ей не позволяла это сделать её работа. И вот она ушла с работы – и решила постричься наголо».

Даглас: «У коротких волос есть тоже сексаэпил. Они, правда, не вызывают такого «ух-ты эффекта» как длинные белокурые кудри, это более сдержанный и строгий сексапил, но в то же время и более гордый, независимый, современный».

Даглас: «Достаточно посмотреть на мир моды и шоу-бизнеса: да, многие женщины по-прежнему носят длинные волосы, но очень многие носят и очень короткие волосы – как модели, так и продюсеры, режиссёры, дизайнеры, актрисы, певицы».

Мелани: «Я совершенно не считаю, что короткие волосы – это неженственно. Если кому-то из мужчин не нравятся короткие волосы, то только потому, что короткие волосы символизируют независимость, силу и уверенность в себе».

Даглас: «Ну, что поделать – мужчина мужчине рознь. Есть мужчины, для которых длинные волосы всё ещё являются непреложным символом женственности. Как правило, это те, кто любит поговорки типа «волос долог, да ум короток». Думаю, им нужны длинные волосы, чтобы за них можно было ухватиться. Но есть и мужчины, которым нравятся короткие волосы».

Даглас: «Короткие волосы – это вопрос самосознания. Они давно не означают принадлежности к какой-то партии или меньшинству. Чтобы носить короткие волосы не надо быть ни левым, ни правым, ни геем, ни лесбиянкой. Надо просто быть уверенным в том, что тебе самому хорошо с короткими волосами. Ты хочешь показать не принадлежность к чему бы то ни было, а самого себя – свою голову, свои глаза, своё лицо, свои уши».

Даглас: «Волосы – это средство защиты от окружающего мира. Это маскировка. Ведь когда мы смотрим на нового человека – мы смотрим, прежде всего, на его волосы, на его одежду. На внешний облик. А без волос человек оказывается без этих «отвлекающих средств»».

Мелани: «Конечно, в общих чертах можно себе представить, как тот или иной человек будет выглядеть с короткими волосами. Что трудно предсказать – так это реакцию окружающих. Но что поделать – это всегда так, когда человек красит волосы, или стрижёт их – словом, каково бы ни было изменение, кто-то всегда за, а кто-то – против».

Даглас: «Главное – это внутренняя убеждённость в своей правоте, в том, что твой внешний вид соответствует твоему внутреннему состоянию. До сих пор все радовались результату – все, кто приходил ко мне отстригать волосы».

Даглас: «Ну, и конечно, меньше времени требуется на уход за волосами, да и шампунь меньше расходуется».

Ну, вот это как раз не совсем правда: времени на уход за короткими волосами уходит не меньше, если не больше, чем за длинными. Особенно на том этапе, когда они начинают слегка отрастать – как у меня сейчас. Длинные волосы, в крайнем случае, всегда можно гладко причесать и заколоть на затылке. Короткие же всегда должны выглядеть оптимально – тут ничего не скроешь. Открытием для меня стало и то, что короткие волосы могут быть такими растрёпанными. Так что голову приходится мыть каждый день. Подстригать и подравнивать – тоже не реже, чем раз в две-три недели. Если и впрямь не хочешь выглядеть как вихрастый первоклашка.

Ничего не сказали Мелани и Даглас (кстати, ирландец, как и Шинед О'Коннор) и ещё об одном эффекте. А именно – о социальных последствиях расставания с длинными волосами. О них могу рассказать я. Итак, главный эффект того, что я лишилась волос, состоит в том, что я, наконец, знаю, кто видит и любит меня, а кто лишь реагировал на «сигнальную функцию» моих белокурых локонов. Есть люди – и таких, должна признаться, не так мало, - которые просто не узнали меня без волос. Не сделали вид, будто не узнают, а действительно не могли понять, что я – это тот же самый человек, которого они привыкли видеть в «кудрях до плеч». Долго всматриваясь в моё лицо, они как будто видели его впервые. Некоторые старые друзья, напротив, замечали отсутствие волос лишь во вторую секунду – видимо, потому, что центром их восприятия служили не локоны, а глаза, не обёртка, а «начинка». Я бесконечно рада этому открытию.

Анастасия Рахманова, «Немецкая волна».

( Copyright © 2002. А.Рахманова, Стрижка)